Русские не сдаются
Продолжаем знакомить читателей с прозой Почетного гражданина Качугского района Вольдемара Антипина.В рассказах «Русские не сдаются» и «Черный» описаны реальные события из жизни автора.
Русские не сдаются!
Была осень сорок девятого — четвертый год после войны. Жизнь потихоньку налаживалась, хотя все еще было голодно. В селе стали появляться новые люди, возвращались фронтовики. В школу прибыла группа учителей вместо уехавших. Среди них был молодой, подтянутый, с воинской выправкой учитель истории Занданов Владимир Иванович, бурят. Его голову с аккуратно зачесанными волосами, отливавшими синевой, с бронзовым аскетическим лицом и узкими щелочками черных глаз гордо несло невысокое, ловкое тело. Ходил он чаще всего в длинном коричневом кожаном пальто, мягко, пружинисто. Сходился легко и непринужденно как с мальчишками, так и с девчонками.
Уроки его были своеобразны. Мягко и быстро войдя в класс, он произносил слово «так». Затем, открыв свой учебник на учительском столе, просил класс открыть учебники на такой-то и такой-то странице. Отводил двадцать минут на чтение, лаконично и четко ставил задачу. Голос его был негромким, с ярко проявляющимся акцентом. Когда учитель подзывал дежурного по классу и заносил необходимые сведения в журнал, в классе стояла тишина, только шелестели переворачиваемые страницы учебника. Через двадцать минут мы начинали разговор. Именно разговор о прочитанном... Двоек он почти не ставил, и уж тем более ими не «карал».
Все знали о фанатичном увлечении Владимира Ивановича шахматами. В них он мог играть с кем угодно, где угодно и сколько угодно. Играл неплохо и любил победы, радуясь им как мальчишка. Мой старший брат, домосед, тоже любил шахматы. Занданов узнал об этом, и у них на этой почве завязалась дружба. Дружба учителя и ученика. Играли они подолгу, самозабвенно. Учитель стал частенько приходить к нам домой, чтобы с братом «сгонять» парочку партий. Его визиты были неожиданны, иногда приходил поздно вечером — «на огонек».
В тот день, а это было после обеда, я собирался залезть в подполье отремонтировать картофельный засек. Мать поручила. Соседская девчонка из другой половины дома наповадилась лазить под полом к нам в засек за картошкой, оторвав от него доску, которая, по-видимому, плохо держалась на гвоздях... Приготовив большие гвозди и молоток, я, было, начал открывать западню подполья (крышку), как вдруг вихрем в наш дом ворвался Занданов, перешагнул через меня и с возгласом: «Давай, сыграем» уселся за стол в комнате напротив брата, сбросив на спинку стула свое кожаное пальто.
Загремели горохом шахматные фигурки, а через несколько минут началось: «Так!», «Мы пойдем вот так», «А мы вот так», «Мы приберем слона», «А мы двинем пешку», «А я слопал коня» и так далее... Позы у шахматистов потешные. Брат сидел неподвижно, уткнув указательный палец левой руки в висок, упираясь локтем в стол, а Занданов, зависнув над доской, нетерпеливо ерзая на стуле, все время вертел головой. Матч продолжался, страсти накалялись, возгласы становились все громче...
Открыв крышку подполья, я пошел на кухню попить воды и вдруг слышу громкое «Сдаешься?». Пауза. А затем задумчивое и негромкое вначале: «Русские не сдаются!» и громкий вскрик брата: «Шах и мат!» Занданов вскочил, опрокинутый стул загремел, постояв мгновение в оцепенении, Владимир Иванович схватил свое пальто и стремительно «рванул» из комнаты, провалившись в подполье (оно было на пути его бегства). Он, к счастью, не зашибся и не изувечился, ноги попали на земляную площадку-ступеньку, переходящую в деревянную лестницу засека, которая располагалась на глубине тридцати сантиметров. Выбравшись из подполья, Занданов подхватил пальто, не оглядываясь, ничего не говоря, быстрым и легким шагом удалился из нашего дома.
Больше брат с учителем в шахматы не играли. Визиты Владимира Ивановича к нам прекратились. В следующем году мой старший брат окончил школу с серебряной медалью. Четверка была только по русскому языку.
Черный
Он оправдывал свою кличку на все сто процентов: буквально весь, без единого пятнышка, был черным как уголь. Поджарое тело, широкая мощная грудь. Плоский гладкий лоб, острые небольшие ушки, круто закрученный хвост «калачом». Большие глаза на черном фоне сурово поблескивали, а мощная шея бодро держала его благородных форм голову. Суровый взгляд глаз был обманчив, на самом деле собака была покладиста, спокойна, послушна и умна.
Хозяин, Николай, не «сюсюкал» с Черным. Собака его хорошо понимала, слушалась беспрекословно, выполняла команды «лежать», «сидеть», «в машину», «вперед». Умный был пёс. Уважение охотников команды он заслужил своей самостоятельностью, незлобливостью, внимательным взглядом своих суровых глаз, трудолюбием и сообразительностью.
Пунктом сбора у охотников нашей команды был карьер недалеко от деревни. На площадке у этого карьера останавливались в назначенный час автомашины и из них в полной экипировке выгружались мужики. Черный, выпрыгнув из машины, в которой находился его хозяин, подходил неспешно, виляя хвостом-калачом то к одной группе охотников, то к другой, словно здороваясь, позволяя поглаживать себя по лбу или между ушей. Команда разбивалась на тройки, прекращались шутки-прибаутки, подначки, все слушали капитана. Черный сидел рядом с ним, поворачивая голову то вправо, то влево, он тоже слушал.
«По машинам!». Черный стремительно несся к хозяину, устраивался на переднем сиденье, внимательно смотрел в лобовое стекло.Охотники привыкли к Черному, считая его полноправным членом коллектива, бессменным гонцом и талантливым следопытом.—Подранков он выслеживал отменно. Если Николай, хозяин Черного, не шел в гонцы, он оставлял собаку у кого-нибудь из гонцов, спокойно приказав: «сидеть!». Черный безропотно усаживался у гонца, высунув из пасти большой розовый язык, ожидая команды «вперед» или «пошел». Как только дальний гонщик кричал: «Пошли!», пес стремительно бросался в лесной массив. Если поднимет косуль, взлаивал, давая знать стрелкам: «Внимание, будьте начеку, козы есть...».
Как-то я стоял в не совсем удобном месте: справа и слева чаща, а передо мной высокий густой кустарник. Я выбирал место для лучшего обзора и тут услышал взлай Черного, совсем недалеко. Застыл, приготовился. Из густых зарослей кустарника прямо на меня — гуран. Стреляю — гуран останавливается, спотыкается и стремительно исчезает в кустах. В мыслях — «Не ранил, уйдет». И тут «выкатывается» Черный, дышит тяжело, язык набекрень, глаза смотрят с укоризной. Я командую: «Ищи», — и он уносится вслед за гураном. Через несколько минут — лай, злой и постоянный. Я к нему. Не добежав метров двадцать, увидел следующую картину: гуран стоит, набычив голову рогами на собаку, она зло бросается на него, отскакивает и снова бросается, но встречает рога. Я прицелился, но на мушке вместе с гураном все время мельтешит Черный. Не знаю почему, я скомандовал: «Черный, ложись!». Черный посмотрел на меня и с новым остервенением стал бросаться на гурана. Подал новую команду: «Черный, ко мне!». Черный повернул голову и сделал несколько скачков в мою сторону. Прозвучал верный выстрел. Черный схватил гурана за шею, затем за ногу и улегся на мох рядом, внимательно наблюдая за моими манипуляциями над гураном.
Черный исчез до обидного нелепо. Николай, его хозяин, взял собаку с собой на картошку, на поле, которое располагалось в семи километрах от дома. Черный вел себя как всегда: убегал в лес, носился по полю, прибегал, отдыхал. Пришло время ехать домой, а Черного нет. Николай покричал, посвистел, — не появился. Придет, куда денется, не в первый раз, подумал Николай.
Черный не появился ни через сутки, ни через двое. Поиски его были безуспешны. Через некоторое время Николаю сообщили о том, что там, в Макарово, видели стайку полудиких собак во главе с крупным черным псом...
В.Ф. Антипин
Добавить комментарий
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.
