Пережитое не взвесить, не измерить

Только один факт из многотомной летописи Великой Отечественной: 15000 подростков были награждены медалью «За оборону Ленинграда». Нет, они не принимали участие в  боевых действиях. Они по 12-14 часов стояли у станка, вытачивая гильзы под снаряды, под нарастающий вой бомб сбрасывали зажигалки с крыш, тушили очаги возгорания, сами голодные и холодные, поддерживали обессиленных от холода и голода горожан. Вспомните леденящий душу дневник Тани Савичевой и последнюю запись в нем: «Умерли все. Осталась я одна». … А потом и ее не стало.

Дыхание войны ощутили и тысячи советских деревень и сел. Ушедших на войну отцов, дедов, братьев, а нередко и матерей, заменили дети. Знаете, что отличает  поколение 20-30-х гг. прошлого  века? То, что сегодня не котируется даже на селе: необычайная скромность и душевная щедрость.

… Пятнадцати годков от роду встретила войну Анечка. Пережила до этого  раннюю смерть отца и скосивший в 1933 г. целые сёла сильнейший голод, в частности, в Кустанайской области, где она родилась. Добилась поступления на курсы связистов. Группу готовили на фронт, но в последний момент ее, как самую младшую, отправили в Ворошиловград, на военный завод, где она и проработала три года. Производство снарядов – дело взрывоопасное, требующее предельной концентрации внимания. А возраст, про который психологи говорят: уже не девочка, но еще и не женщина. Нежный возраст, возраст первой любви. А ее первой любовью стал токарный станок, за которым она простаивала до 17 часов в сутки. Строжайшая военная дисциплина, опоздание на 5 минут — в силу вступал Закон военного времени, скидок на возраст  и половую принадлежность не было. Все выдержала простая русская девчонка, родом с Казахстана. Через несколько  месяцев Анне Григорьевне Петуховой исполнится 88 лет, она – одна из самых уважаемых в Бирюльке людей. О таких, как она, писал Марк Соболь: «Я порою себя ощущаю связной

                                      Между теми, кто жив,

                                      И кто отнят войной…».

Лидия Петровна Большедворская в далекие  сороковые – полненькая, пышущая здоровьем Лидочка. Пятеро ее сестер и сегодня здравствуют в Москве, Хомутово, Качуге. Вы не представляете, какая она рассказчица! Говорит, говорит, говорит, а в глазах боль, а слез нет. И голос дрожит. Хочется обнять ее и поцеловать, как маму.

С 12 лет Лида работала в колхозе. Не хочу повторяться, говорить о том, что говорено-переговорено. На одном хочу заострить внимание, особенно молодых читателей: сегодня ребятишки помогают старшим, а дети сороковых являлись опорой женщин, инвалидов и стариков, были задействованы  на всех  сезонных сельхозработах. И не то что сами что-то получали, а наоборот: два центнера сена с семьи государству сдай, столько-то мяса, если есть коровенка – сдай, столько-то яиц, по количеству куриц сдай и т.п.

Приезжали артисты. За одно яичко можно было попасть в переполненный клуб. Село было песенное. Придут девки с работы, как только  услышат гармонь – усталость прочь, ненарядный вид прочь, ноги в руки и в дверь…

Дробили и варили лебеду, крапиву, из полученного за трудодень овса делали муку, пекли лепешки. Так и выживали.

Одну вещь из уст Лидии Петровны за свои 65 лет я услышал впервые: находили детишки где-то на чердаках старые картины, выполненные на холсте. Мама тщательно их отмывала и  шила рубашонки.

С мужем Лидия Петровна прожила 54 года, уже семь лет его нет. После войны штукатурила, кочегарила, тракторной тележки дров на К-700 порой не хватало на сутки, и все они перекидывались в огнедышащее жерло Молоха сильными женскими руками Лиды. Не гнушалась никаких работ девочка войны Лида:

«Жизнь под откос

Уходит неуклонно,

И смерть своей рукою ледяной

Опять вычеркивает телефоны

Товарищей из книжки записной.

Мне некуда

От этого деваться,

И утешенье ль, право

Что она,

Что смерть

Не может вычеркнуть из сердца

Ушедших дорогие имена…».

И еще одну вещь, к своему стыду, я услышал впервые от милейшего человека, интеллигента по определению Виктора Григорьевича Евланова: оказывается, в военные годы государство выдавало на каждого ребенка по паре деревянных ботинок. Деревянная подошва, обшитая тканью от плащ-палатки.

…80 Виктору Григорьевичу не дашь. На фотографии – зрелый мужчина. Сегодня, на девятом десятке, он такой же, только припорошила снежком судьбиночка красивую шевелюру, да прибавила морщинок на красивом, умном, добром, интеллигентном лице:

«А молодость, товарищи,

Шагает вниз по лестнице.

И дарит мне, товарищи,

Серебряный висок».

Виктор Григорьевич — уроженец Зиминского района, д. Хаты, что в 2 км от с. Батама, куда он в начале 40-х бегал в начальную школу. В 2008 году село отметило свой вековой юбилей. Возникло оно благодаря реформатору Столыпину. Как только вековую тайгу разрезала железная ветка, хлынули в сибирские просторы эшелоны с переселенцами, в основном из Украины. Корчевали, рубили добротные хаты, врастали корнями в  землю сибирскую. Привезла с этого юбилея племянница любимому дяде чудесную вещь, которая просто обязана стать реликвией на федеральном уровне: по форме и объему – амбарная книга, 150 отпечатанных на принтере страниц, фамилия автора-составителя. Вот названия лишь некоторых глав: «Ведомость водворения переселенцев», «Истоки», «Приезд Его Преосвященства», «Бинт», «Мы – дети войны», «Казалось, этого не будет никогда» и другие. История колхозов 28-94гг. ХХ века. Разные ведомости, Метрическая книга Батаминской Покровской церкви, клубные работники, учителя. Вот что значит чтить свою историю. Что из того, что речь идет о Зиминском районе? Все мы саженцы Сибири, все питаемся плодами ее.

Позвольте продолжить рассказ о чудесном человеке -  Викторе Григорьевиче Евланове. У него нет наград и, признаться, я не понимаю, почему государство не отдает дань таким людям, хотя бы в конце их замечательной, полной драматизма, жизни?

Что запомнилось маленькому тогда Вите? Сбор березовых почек в больших количествах. Посев табака для бойцов Красной Армии. Отменный был табак! Сеяли лен, семена шли на кормежку (передаю дословно), из стеблей делали самотканку и мама обшивала 12 детей. Дом был холодный. Русскую печь топили редко, а железную – сутками. Маленькие спали с мамой на кровати, средние на полу. Ночью встанешь по нужде, а веник в поганом ведре примерз. На всю деревню – один  колодец, глубиной 45 м, высота 15-ти этажного дома! Огород 40 соток. Поначалу вскапывали лопатами, позже объединились семьями, впрягались в плуг и пахали. Коней ни у кого не было. Приезжие нас звали москалями или кацапами, а  мы их – хохлами.

Радио-тарелка была только в конторе.

Пасли свиней — 150 голов, работали на силосорезке, молотилке. И коногоном позднее был. Крючили, то есть убирали хлеб специальной косой. За 1,5  трудодня разрешали вязать 100 снопов или 100 суслонов. Помогал маме вязать и составлять снопы, чтобы не разлетелись. Потом переносили их на гумно или ладонь. Днем находили время кататься на лыжах. Ночью катались с горы на лотках (подобие санок). Выступали перед ранеными, декламируя по очереди:

- С фронта вернулся дядя Егор. У дяди Егора четыре медали, дядя Егор неплохой был сапер…

Играли в прятки, в войнушку. Тянули жребий: кто будет немцем. Любили лапту, ставили качели, зимой сооружали карусель. В общем дети оставались детьми, хотя в 10-12 лет были совсем взрослые:

«Прекрасна ты, моя земля!

Люблю тебя, мой край родной!

Весною, осенью, зимой,

В тиши лесов, в прохладе рек,

Я – часть твоя, я твой навек…».

Дима Шегутов, 9 кл., Батама, 2002 г.

И еще вспомнилось: по два куба дров должна была заготовить семья на каждого школьника, а ведь бензопил тогда не было, и дрова заготавливали дети.

Окончил Виктор Григорьевич Тулунский техникум механизации. Работал механиком на МТС в училище механизации. Больше тридцати лет отработал в школе, преподавал труды, черчение, основы производства. Советская сельская школа ориентировала ребят на приобретение рабочих профессий, готовила трактористов, водителей. Кого готовит российская школа, сказать трудно...

Не успокоюсь, пока не расскажу вкратце об одной симпатичной семейной паре. Оба с 1934 года, оба бегали когда-то по единственной улице деревни Вяткина, которая прямой стрелой протянулась далеко-далеко по берегу горной речки Иликта. Сегодня там полное запустенье. Один человек недалеко от шумной когда-то деревни разводит скот. А  в военные годы стояли добротные дома, был магазин, фельдшерский пункт. Четырехлетка. С уважением вспоминают Александр Федорович и Августа Викторовна Гусевские своих первых и единственных учителей – Федора Григорьевича и Нину Павловну Вяткиных. Земля им пухом. Голодно жили в войну. Обдирали до крови руки, выдирая осот. Потом мама стала оттачивать железки, получалось лучше. За работу давали по 300 гр. на человека муки из отходов. Собирали травы, кислицу, лесной лук, выкапывали саранки, все это перемешивали с мукой, варили и ели. Так и выживали, даже не болели. Хлеб в совхозе жали серпом. Что такое деньги, не знали. Яичек подкопим и в магазин. Берем спички, конфеты. Первый раз досыта наелись хлеба в 1947 году. Из глины били русскую печь – свинка. Разбить ее было почти невозможно. Соберутся все, кто может, на воскресник и пошли по домам. Одним сбили свинку – переходят в другой двор, и так далее. Дружно жили. Это сейчас все на бутылки меряют, в войну так не было. Жерди в лесу добывали с помощью быков, по переменке ими пользовались. Был в семье тканный станок-кросна (такой сегодня стоит в музее сельской библиотеки). Соберемся на елку, а идти не в чем. Мама быстренько наткет, сошьет платьица и бежим в школу.

Уже взрослыми зимой делали карбаза, причем и мужчины, и женщины. Летом распахивали поля. Одна интересная деталь: пеньки окапывались мотыгой, чтобы быстрее сгнивали, и  бросали туда семена.

Милые, милые старики! Здоровья вам, долгих лет жизни.

… Мы часто встречаемся по пути в магазин и из оного:

- Привет, девчонки! – кричу я радостно.

- Здравствуй, здравствуй, — живо откликаются девчонки.

- Как жизнь молодая? – кричу я.

- Лучше всех!!!

А девчонкам на двоих 160 с хвостиком, девчонки далеких сороковых. Жизнь продолжается!